V (Страница пятая). Стихи 2005‑2020: часть пятая

* * * («приснились только что задворки...»)

приснились только что задворки
какого-то ларька в стене:
ночь, снег, и все едят похлёбку –
собаки, люди, и ко мне
собака тычется в карманы,
а корма нету, только чай.
я говорю ей без обмана,
как человеку: «видишь: чай»
трясу у уха красной пачкой
а рядом женщина молчит,
и ясно: никогда не плачет.

летает пар, и дым горчит

* * * («флейта вестница...»)

флейта вестница
ты и конница и змея и
звонница на закате
и подожжённая лодка
под ночным ливнем
ты и радуга

и само
солнце говорит тебе злится:
выучи ужЕ поворот птичьей стаи
видишь как
резко сворачивает на лету
первая птица

* * * («сыроватого звука...»)

сыроватого звука
сыроватого звука нам
с самой ясной Ямайки
сыроватого звука – там
УЗИ сердца, или собака
вылезла из воды
а по берегу
ходит между людьми
сухой дым

человек – тоже ствол и ветки
тихий ход сухих голых корней
время замершее как ветер
над песчинками светлых дней
между рёбер ладоней господних беги –
стой, беги, струйка
общего песка
белый флаг – листок папиросной бумаги
кончен бой, солнце подожгло облака

* * * («– товарищ чай...»)

– товарищ чай
– я крот, товарищ ночь

в орлиных крыльях
вянущий поток
воздушный вдруг
усиливается

– товарищ лес
– я прав, товарищ царь

смыкая на пути твоём ряды
еловых мелких игл,
ветки дней
смыкая, чтоб ты слышал пульс корней

– товарищ пир
– я тризна, милый храм

нам галок надо больше:
тесноту
духовную и звуковую – ту
что радио умеет по утрам

– о-у, о-у: товарищ песня пьёт,
зубами кран

холодный прикусив
товарищ небо ясен и спесив
товарищ дым
метаморфозы вьёт

* * * («почему богема это шарф?..»)

почему богема это шарф?
потому что мир – это вампир,
потому что шея – там душа,
потому что всё на сквозняке

стоп, но мир – отец, великий вождь,
ходит белый голубь с хохолком,
и главнокомандующий дождь
ходит в сапогах, не босиком

ходит по экрану-простыне
свет внутри царапины косой:
слабнет дождь, и между окон-дней
мир свернулся мёртвою осой

* * * («или не так давно стал такой наплыв...»)

или не так давно стал такой наплыв –
что это много, и это не навсегда:
именно родной кров, голубь на подоконнике,
крепкий горячий чай, окна в ряд
за окном, узел старой герани, и
всем можно позвонить

время – серая лодка, там
вместо меня
будет когда-то, не долго, сидеть
кокон пустоты
будут, чуть дольше, бледнея ходить
рыжие или чёрные облакА чужой памяти

время – красная нитка: в каждом узле
обнаруживаешь себя, по рукам и ногам,
с лучшими, чем ты, и, конечно, тяжесть растёт
в сжатых таких челюстях молчания, где если и
зреют осмысленные слова –
то о растущем в это же время сердечном свете

в пункте приёма лома на автобазе
чистый и не утоптанный снег; в чёрном гараже
приёмщик в пёстром свитере отбивает
медную плату от впаянных проводов:
чёрные пальцы, а деньги даёт всегда
чистые, как зарплату из банкомата

можно подвыпить, всем можно позвонить
глядя на ёлку в сквере, на солнце, сквозь
прутья забора разлившееся по льду вдаль;
между серебряных, тёмных облачных сгустков –
бледный просвет, в нём прямые лучи чуть вкось
не изменяясь плывут влево, за завод

сдувшаяся, запутавшись в проводах,
связка воздушных шариков потемнела,
как вялый виноград, ещё не изюм
– это не наши дУши, не мы с друзьями!
или не так давно стал такой наплыв:
всем можно позвонить

* * * («светло в яме...»)

светло в яме
под весом волка рухнул настил
вот – улеглись
листья кружившиеся сперва
светло в яме

вода в доме
тише и тише качается в ведре
дышит большой
и круглый отсвет на потолке
вода в доме

в густом дыме
вертятся рыжие искры вверх
вверху гаснут
серыми точками плывут вниз
в густом дыме

в ночном небе
светлеет звёздная глубина
и полной грудью
прозрачный волк дышит и бежит
в ночном небе

* * * («на...»)

на
легком ветру
лестничной клетки
вертится белое перышко
это мое к тебе
неназываемое

банка с окурками
ржавая сетка лифта
белое перышко вертится
вверх вверх вверх
это совсем ничье
это ранний май

и во дворе
на остриях травы
белые звезды воздуха с явным звоном
сталкиваются лучами; мычит земля
это к тебе мое: не
слушай, не знай

* * * («уважайте пространство других...»)

уважайте пространство других
глубоко (насквозь) в рыхлый снег
комья снега бух! бух! с ветвей

отражайтесь в мытых дверях
– старый фикус и силуэт
пациента дружны как ни –
кто: вот пожелтЕл клЮв листка

как бы пальцы от табака
ночью с крыш старых корпусов
острый снег летит завитком
жужжат кварцевой лампой дни

фикус машет каждой рукой

* * * («Шопенгаур пишет...»)

Шопенгаур пишет
о собаке своей
а она сидит дышит
на подстилке своей

...сделаем бидермайер
из всего, из всего –
стоя, как парикмахер,
над душой у всего!

* * * («короли: в лапках...»)

короли: в лапках
у королей – лишь кубки
– о, густо-красные, как глаза,
камни на кубках!

с потолка падает слеза
крыса ёжится; «вылезай!» –
сто лет кричит призракам королей
призрак бунтовщика

стучит прикладом – но в лапках
у королей – лишь кубки
крыса ёжится – корки нет,
капает с потолка

* * * («вычеркнутые стихи...»)

вычеркнутые стихи
о далёком камне, к которому течёт время,
кажущееся неподвижной горой из стекла,
и о лодке ладоней,
в которой дышит вода
и готовится смыть колючие ручейки слёз
со щёк недостижимо хорошего девичьего человека

или шуточная песня
о погибшем красноармейце,
из которого вышла душа
и, превратившись в весь мир,
вдруг наткнулась во всём этом мире на своё
прежнее жильё-тело
в тёплой ещё вечерней степи,
рядом с серой шашкой

* * * («промахивающийся корень наматывает круги на поверхности земли...»)

промахивающийся корень наматывает круги на поверхности земли
промахивающийся корень наматывает круги на поверхности бледной наждачной земли, где
осколочная лесная луна, паучий скупой бег по нитке из угла в центр, и
сырые древесные грибы – как голубоватые кольца сатурна, предчувствие воя, вой
скрип очень сухого ствола с рассопливившейся сердцевиной – на что он похож? думай головой
похож он на твою душу и твою речь – говорит с ветхим человеком его встреча, встреча с самим собой

курносой летучей мыши болезненная эйфория и дрожь ушей, потом сон, сон вниз головой –
вот так она выглядит, жажда радости, поиск средств к её достижению; ты стал жалок
вот жук, когда целится птица, – он притворяется мёртвым: сложив лапы на груди, лежит на спине
а ты, лёжа замертво внутри себя, тем отчаяннее шевелишься, идёшь к людям, смотришь в небо
растрескавшееся дерево говорит себе «мы»: «мы могли стать великие корабли»
промахивающийся корень наматывает круги на поверхности утренней земли

* * * («когда в депо на пустыре...»)

когда в депо на пустыре
прекрасные глаза
автобусов – земных царей –
глядят как бы из-за

легчайших облаков глядит
небесный царь на них
и всё земное впереди
как бы грядёт жених

я думаю о солнце дней
сквозном но слов о нём
ни верных ни неверных нет –
оно лишь с каждым днём

* * * («ночь летающая и август...»)

ночь летающая и август
говорящий: долгие звёзды
над
домом тёмным изнутри
спи и сни – а утром смотри:

синий домик пыльная тропка;
внутри лип золотой и робкий
лист – и лист зелёный немой
ум
молчит, чай зовёт домой

* * * («печаль бывает изнутри...»)

печаль бывает изнутри
бывает вся внутри
сидит на краешке земли
на камешке зари

ума бывает далеко
раскинутая сеть
теряет душу-облако
и так всю ночь висеть

над ранним праздничным столом
смиренная оса
качает свой срединный слом
всё время полчаса

на поздних праздничных столах
у лодки лепестка
хромает муравей-феллах
гудит его рука

бывают улицы коров
над ними как старик
прозрачен ветер, нездоров
и внутренне горит

и пыль бывает как тоски
осадок из тепла
когда и дали далеки
и встреча обняла

* * * («я старался...»)

я старался
все старались
как грифель «ТМ»
долго вели линии и круги
медленно стирались

я терпел
все терпели
некрасиво, внутри себя пели
ныли, как боль в спине
лезли по стене

радио «Ханжа» говорит –
бог вокруг
радио
«Правда» оспаривает:
бог – впереди:
встретишь его, а он уже все знает

вся твоя жизнь у него в руке
как мусорный пакет
и на нетварный свет
всю вечность смотреть – сбоку, издалека
не прикасаясь даже случайным словом

* * * («сердце на севере...»)

сердце на севере

воздух на дереве
вместо листвы

ветер везде

человек ходит
вместо себя

где с собой встретиться
что себе рассказать

из года в год одни
окна и облака

звёздочка в проводах
рядом с другой

* * * («змея пережила свой яд...»)

змея пережила свой яд
Змий пережил свой Ад
человек-поступок пережил свой несомненный подвиг
человек-сомнение пережил общий смех над ним

представьте: булыжник парИт над сияющим белым песком
вокруг него перебирают себя, как струны, лучи златые
друг другу в плечо плачут грешники, а святые
в хитонах молчат от грешников в стороне

один из святых высоко поднимает палец:
«представьте себе существенную мысль –
не вспыхнувшую суммой образов, но переданную словами:
сначала там будет тысяча смысловых слоёв,

потом заведутся неявные, маленькие бреши
и смысл очень быстро станет как решето
в него быстро хлынет тьма, чистое ничто
потом придёт как бы новый смысл и как бы утешит

но говорить самому станет страшно, стыдно молчать»
ему на хитон ставят маленькую печать
срывают хитон, отправляют к грешникам плакать
топтать составляющуюся из слёз солёную слякоть

а сами молятся молча – ужЕ вдали
и новый валун поднимается с снежной земли
вокруг него солнце в размытом морозном свете
и вертится ветер, вертится ветер-ветер

жизнь пережила свой жест приятья, объятья
смерть пережила смиренье смотреть вовнутрь
пустой белый воздух летит как бы птичье платье
размером в всю вдаль-страну, во всю тишину

* * * («что ещё за по земле?..»)

что ещё за по земле?
я иду по лёгкой мгле
сжавшихся в одну ночей –
в полдень утренний ничей

там в траве шагал обрывок
целлофана с сигарет
как бы музыки отрывок
солнцем облачным согрет

или – ночью виден воздух
как ночной дозор всех дней
повернул на шорох звёздный
топот дождевых коней

* * * («вода воде сестра...»)

вода воде сестра
в одной и той же реке
одна вода быстра
и внутренне налегке

а у другой – как камень на
сердце и что-то на уме
она держится дна
ничего не умеет

не разговаривает с водой вода
и так всё время одно
вон – плоский камешек скачет и скачет вдаль
и идёт на дно

* * * («это страшное звЕрище...»)

это страшное звЕрище
это страшное зрелище
эти страшные псы
это просто часы

они тут

и они идут

* * * («оба лба – о, оба лба...»)

оба лба – о, оба лба
у любящих ночью ночь, а
не друг дружку, никого –
как белых цветов звон белый
в сине-серой синеве –
у верящих ночью ночи –
не друг дружке, не себе
– оба лба, о, оба белых

* * * («– или...»)

– или
ты мне, солдат, скажи,
что есть-суть земля
– ...

– а земля есть-суть
первая глубина

земля
есть-суть
первая, видишь,
робость

– а что есть
вода?

– вода есть
весть жизни
внутрь
всех: водА есть

часть пре-
выше целого

– а.....
.........
.........
..........огонь?

– а огонь сам ест
собой в себя воздух –

он
чтО под нога-
ми, не видит:
слеп ради зрячих

...а вот ужЕ с тобой
воздух – это мы

это мы с тобой
говорим –
значит, знаем,
знАчим

и солдат ты ужЕ не тот
а – сам себе отчим

седой сын
серый
сон
в домах

ветер
в рукавах

* * * («как девушка поэта несложна...»)

как девушка поэта несложна
и тем неповторима спит луна
в расширенном своём одном глазу:
как бы сама – на дне, а мир – внизу

как робкая тревога богача
под снайперские замиранья крыш
последней спичкой зажжена свеча
в безлюдной комнате: дрожишь, не спишь

из слОва «паника» выходит Пан
обнимешь его за своё плечо
сам себе мать и встречная толпа
где каждый контур как прощёный чёрт

* * * («голое деревце...»)

голое деревце
везёт
в троллейбусе старик

и музыки ни в нём ни в нём
ни в нём –
музыки нет

ни в деревце
ни в старике
троллейбус тих как смерть

корни
в пакете белом спят
как «да не усну в смерть»

и морось
морось – точки врозь
как дождь-старик дорОг

каплей одной
с веткой одной
встретится у метро

* * * («битая как углы...»)

битая как углы
каменного угля
беглая как стволы
спит
и поёт земля

в спрятанных лепестков
спи-
ралях-кулаках
день летит далеко
за свои облака

и роднее лунЫ
мыслям глаз голосА
круглой листвы-волны
од-
ной на все леса

* * * («дорОгой дорОгой...»)

дорОгой дорОгой –
какие-то пни
дорОгой дорОгой:
который ни пни,
а встанет взвесь пепла
как будто навек:

«и я – человек»

...и я – человек

* * * («когда героин называли "системой"...»)

когда героин называли «системой»
а воздух считали совой
мальки поверх грязно-рыжего песка дёргались
я был собой

сиянье летящее летней лески
и дурочки деревенской сплошной хмурый и одинокий гнев
железобетон, песок, солнце, тугие кОсы
кассетник и мёртвый берёзовый лист в корыте, ловящем внезапный, как вся тоска, холод неба

событий-то не было, никакой даже не намечалось судьбы
в кухОнном сарае спал чужой кот, и в кастрюле кипели грибы
летел рваный золотой контур облаков
один раз пошёл снег в июле

в лесу криком звали генеральскую дочку
тринадцати, что ли лет, бледную как русалка, сбежавшую со случайным парнем
глазА у неё были вообще совсем как вода
сосед шёл с рыбалки, в подвёрнутых бледных сапогах, с сачком и вмятой канистрой

* * * («"в раю небо из..."»)

«в раю небо из
белого золота
земля – из
медного
корни – из серебра
стволы – из
тёмной платины
листья и цветы
из камней таких –
я названий не знаю» –

спи,
холод
спи, дитя-голод
спи, дитя-страх
а ты, старшая дочь тоска
не спи всех баюкай
ничего в полусне не видь
и всех ненавидь

в раю лёд
на просвет пузырчат
и ветка вмёрзла
не слепить снежка
на морозе и на ветру
в раю мёрзнет горб
в раю горят руки
в раю нищий горд
и в городе облака

* * * («до какого же ничто-...»)

до какого же ничто-
жества жеста и жилья:
пыль берёшь как существо
и жалеешь как змею
пережившую яд

...это не я пою;
наши комнаты – львы
духа, кони ума
и вокруг головы
искр и молний зима

* * * («мир есть вечернее серое девичье...»)

мир есть вечернее серое девичье
улыбающееся лицо

очень простое
не умное и не страстное

...не отменившее, встретив меня,
своей не-мне-улыбки